Военные преступления против детей — моральная точка невозврата. Сложно представить что-либо хуже, чем убийства, мучения и гонения несовершеннолетних мирных жителей.

Каждый день в ходе расследования уголовного дела по факту геноцида белорусского народа всплывают новые факты зверств фашистов. И каждый эпизод подтверждает, что гитлеровцы стремились не просто завладеть нашими землями, а белорусов превратить в рабов, они хотели уничтожить нашу культуру, тысячелетнюю историю, истребить нас как нацию.

— Начальник канцелярии НСДАП Мартин Борман в своем письме министру по делам оккупированных восточных территорий Альфреду Розенбергу давал указания относительно политики на оккупированных территориях, — говорит прокурор Наровлянского района Павел Ярмош. — Он писал, что немцы заинтересованы в том, чтобы «сокращать прирост населения оккупированных восточных областей путем абортов. Немецкие юристы ни в коем случае не должны препятствовать этому. Ибо мы нисколько не заинтересованы в том, чтобы ненемецкое население размножалось».

Кроме того, добавляет Павел Викторович, категорически запрещалось вводить немецкое обслуживание для местного населения. Например, ни при каких условиях не должны были производиться прививки и другие оздоровительные мероприятия для «ненемецкого населения».

Для многих это означало верную смерть. Введение «особого положения», постоянные облавы, от которых приходилось прятаться в лесах, грабежи, в ходе которых немцы забирали последнее съестное, в результате чего у людей отсутствовало маломальское питание, приводило к возникновению различных заболеваний. Но и этого нацистам оказалось мало. Они позарились на святое — детей.

— Геноцид детского населения — это, без сомнений, преступление более тяжкое, чем геноцид в традиционном понимании. И дело здесь не только в морально-этическом аспекте, — рассуждает прокурор. — Жизнь каждого убитого ребенка можно смело умножать в несколько раз. Так мы сможем учесть семью, которую не создал этот ребенок, детей и внуков, которых ему не пришлось растить, достижения на службе, которые могли бы сбыться и даже повлиять на жизнь всей страны, если бы не чья-то злая воля.

В материалах уголовного дела есть протокол опроса жительницы Наровли Ольги Полянской. Из него следует, что староста деревни Лиховня, в которой вместе с детьми укрывалась Ольга, заявил в полицию, что в одном из домов прячут детей еврея. Днем 29 апреля 1942 года приехал полицейский. Увидев его, Ольга схватила ребят и побежала в сарай, где спряталась на чердаке. Но их все же нашли. Когда это случилось, женщина на руках держала маленькую девочку, а мальчики сидели рядом. Полицаи с немцами бросились к детям, схватили их и швырнули на подводу, не обращая внимания на душераздирающие крики детей, мольбы оставить малышей в покое. Из рук матери вырвали ребенка, Ольга потеряла сознание. Очевидцы потом рассказывали, что малышей вывезли за деревню, по дороге их все время избивали и только после этого мальчиков расстреляли. Особенно жестоко издевались над девочкой: ее трижды подбрасывали вверх и стреляли. Первые два раза немцы не попали, и несчастный ребенок падал на лед. И лишь в третий раз пуля пронзила маленькое тельце.

— Таких бесчеловечных фактов множество. Так, в ноябре 1941 года жительница райцентра Алена Прудникова на улице встретила двух полицейских, один из них нес узелок с вещами, второй — девочку лет трех, — рассказывает Павел Ярмош. — Вновь она увидела их в столовой. Один из полицейских поставил ее на стул и дал поесть. Другой же сбросил ее со стула и унес на реку, где и расстрелял. Когда ее уносили из столовой, она кричала: «Дядя, не убивайте меня, мой папа русский!»

Были еще десятки невинно убиенных — расстрелянных, сожженных, утопленных, похороненных заживо, — которые могли бы в будущем строить города, лечить людей, воспитывать детей. К сожалению, о фактической уголовной ответственности за эти преступления сейчас говорить не приходится: большинства виновных уже нет в живых. Но мы должны знать сами факты преступлений, чтобы никогда не позволить повториться подобному.

Алеся ЛИТВИН