Военное детство… Это словосочетание состоит из двух совершенно несовместимых слов — «детство» и «война». С одной стороны — лучшее время в жизни человека, а с другой — голод, убийства, болезни, разруха и нищета. Все это выпало на долю Брониславы АДАМЕНКО.
Глубоко в память Брониславы Раймоновны врезались события, как война началась, как отец ушел на фронт, как Лубень и жителей деревни фашисты жгли:
— В тот день наша родственница повела нас со старшим братом в лес по ягоды. Возвращаемся назад, а навстречу бежит мужчина и кричит, что в деревне партизаны. Ну, хоть бы сказал, что немцы, а то «партизаны», ну, мы и пошли в деревню.
Перешли канавку, а навстречу немец выходит. Они уже окружили Лубень, а некоторые из них сидели на деревьях и высматривали, кто идет, и тех людей тоже гнали к центру Лубеня. Там у нас был выгон, и стояли кресты. Возле них жители деревни уже стояли на коленях и молились. Вокруг людей — немцы. Они что-то «пошвергетали» и одну часть жителей отделили и повели, как потом оказалось, в нашу хату. Другую — отделили, а мы остались стоять на улице.
Когда вдруг фашист выстрелил, загорелась сначала хата, затем заполыхали сараи, то нашу, оставшуюся группу, фашисты стали заталкивать в открытые двери горящего сарая. На мне загорелся платок, платье местами стало гореть, волосы обгорели полностью. Люди начали разбегаться. По ним стреляли. Мама схватила нас, детей, и мы побежали…
Из сарая вместе с нами вырвались еще несколько взрослых, девочка старше меня на плечах несла маленького братика с прострелянной ногой. Мы бежали в сторону стоявших рядом с деревней трех хат. Навстречу нам вышли три немца, которые поджигали эти дома. Один снял автомат с плеча и начал им бить моих бабушку, дедушку и одного мужчину. Нас, как ни странно, не тронули, видно, что-то человеческое у них осталось. Мы побежали дальше, в лес.
Вспоминает Бронислава Раймоновна, как кричал брошенный маленький ребенок. Потом выяснилось, он был с Ничипоровки, его позже забрали. Как на ее глазах мальчику разрывная пуля попала прямо в голову. Как в то место, где они прятались, привезли женщину с перебитой рукой, которая болталась на куске кожи, и как отрезали ей эту руку. Помнит, как голосила мама, потому что думала, что сына сожгли вместе со всеми. После оказалось, что он уцелел.
— Мы в чем убегали, в том и остались, — продолжает свой горький рассказ героиня моей публикации. — Все сгорело и пропало, остались у нас только две коровы, которые были в тот день на пастбище, потому и уцелели. Мама привела их в наше убежище. Через некоторое время на возу она привезла замученного фашистами своего отца, нашего дедушку Афтаназия Павловского. У него выбили все зубы, а на теле насчитали тринадцать колотых ран. Еще более изуродованным было тело его товарища, с которым он пас коров. Их заставили выкопать себе могилы и убили. Нашли их жители Кирова. Похоронили на деревенском кладбище.
Зиму мы встречали в лесу, в урочище Дуброва. Выкопали землянки и поселись. Жили там семей десять из нашей деревни. Мама построила из жердей для наших коров-спасительниц сарай, накрыла соломой. Жито на полях уцелело. Крестный отец сделал нам жернова, на которых терли зерно и варили молочный суп. Ели берестяными ложками. Они размягчались от горячей еды, становились неудобными.
Мы были совершенно раздетые. Мама пошла к двоюродной сестре в Будки. Та дала ей две постилки, ложки-черепашки и радюжки (самая грубая, низкосортная ткань ручного производства), с которых нам всем бабушка пошила сорочки. Спать приходилось на полатях. Мама в землянке их сделала из жердей, набросала туда соломы. Все были босые, я даже помню, как мы, дети, катались босые по снегу с горки зимой. А потом к нам в лагерь пришел дядя, муж маминой сестры, из деревни Мечная Рудня Овручского района. Он нам с телячьей шкуры, которую принес с собой, пошил чуни со шнурками. Обувь такая, как постолы (лапти). Их и носили.
Когда фашистов прогнали, мы переехали в Лубень. Отец крестный построил печку, мама с молодых березок сделана дуги, накрыла соломой. Так жили, пока дядя с Украины не приехал и не построил маленькую хатку размером со стебку. В ней мы впятером и жили, пока с фронта не вернулся отец. Вот такая житка была…
Несмотря на все невзгоды, которые перенесла Бронислава Адаменко, меня поразил ее жизненный оптимизм, которого, порой, так не хватает всем нам. Так и хочется сказать: «Долгих-долгих лет Вам, Бронислава Раймоновна!»
Василий ЧАЙКА
Фото Натальи ЛОПАТИНОЙ
